Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
только входили в раж.
Подружки Джулии придумали новую игру: скандируя «Эс-Бэ!», кружиться с закрытыми глазами. Ту, кто продержится дольше всех, примут в партию и направят в Лондон, легендарное средоточие изобилия и праздности. Для начала каждая загадывала, какое лакомство ждет ее по прибытии в столичный город. Однажды Джулия, ставшая в одночасье невесомой и неутомимой, кружилась изрядно дольше всех. Открыв наконец глаза, она увидела пустое белое небо, на фоне которого, с краю, нечто покачивалось. Отчего-то испугавшись, она пригляделась и различила шеренгу заключенных на вершине холма. Это были фигуры-пугала тех последних дней: одежка болталась на них, словно на шестах. Желтые лица зловеще распухли. У одного парня из беззубого рта с кровоточащими деснами вывалился язык. Парень будто бы кланялся, засунув руки в промежность. Но оказалось, что это вовсе не парень. Это была женщина. И все остальные фигуры-скелеты, обритые наголо, беззубые, оказались женскими. В этот миг одна из девчонок завопила. У Джулии тоже вырвался беззвучный вопль, и девчонки в страхе разбежались. Им вслед полетел неземной звук: прелестный, звенящий девичий смех. Затравленно озираясь, Джулия так и не обнаружила его источник. Лишь позже, ближе к ночи, до нее дошло, что смеялась, по всей вероятности, какая-то узница.
Это воспоминание прочно связалось с другим, в котором одна из тех скелетообразных женщин возникла с вилами на плече в дверях коровника и, тяжело дыша разинутым ртом, обнажила кровоточащие беззубые десны. У этой голова была не обрита, но волосы наполовину выпали, открыв широкие полосы растрескавшейся кожи. Но то была не узница. То была мать Джулии. От ее вида Джулию захлестнул мучительный стыд, и тут же созрело предательское решение: любой ценой избегать таких зрелищ, уносить ноги, лишь бы ничего такого не видеть. А одновременно ее посетила совсем другая мысль: принести матери чего-нибудь съестного — либо у Гербера поклянчить, либо в лесу насобирать, либо выделить из своих скудных припасов. Однако по зрелом размышлении все эти планы рассыпались в прах. Осталась единственная отчаянная задумка: накормить мать своей плотью.
В такой же сырой весенний вечер, совсем близко к концу, Джулия с Кларой оказались в поле наедине, и мать завела речь про Старшего Брата.
— Едва ли он такой молодой, каким его изображают, но лицо действительно его. Мне ли не знать. На митинги протеста поначалу всегда выходила одна и та же сотня людей. В ту пору он был никто, ничто и звать никак, но старше нас всех; этим и выделялся. Однажды в жару я протянула ему бутылочку грушевого сока, только не припоминаю, хлебнул он из нее или нет.
— Ты никогда не рассказывала, — удивилась Джулия.
— И правильно делала. Вот если бы я считала, что он сиял как солнце и все перед ним благоговели… может, и поделилась бы. Но про Старшего Брата в ту пору даже мыслей не возникало, да и ни про какого конкретного человека тоже. В том-то и был смысл, как мне казалось. Но стоило им захватить власть… или в то время правильней было сказать «трон», все боролись за трон. И Майкл тоже. — Она покосилась на Джулию и без нужды добавила: — Отец твой.
— Но ему-то победа, надо думать, не светила. Не мог он сделаться Старшим Братом.
— Ну, не знаю, не знаю… Это теперь мы считаем, что Старший Брат — единственный и неповторимый, а вообще-то, на его месте вполне мог оказаться Майкл, и разница была бы невелика. Да любой из них годился на эту роль. Я не о себе, разумеется. — Она коротко хохотнула. — Уж я-то, конечно, не смогла бы оказаться на его месте.
— Из-за того, что ты женщина, — предположила Джулия.
— Да разве в этом дело? Была в те годы одна женщина. Диана Винтерс. Вот она бы смогла. Но ее, думаю, уже нет в живых.
— Очень умная небось?
— Умная, да. Неприступная. Ледышка Винтерс — так ее прозвали[5]. У нее были необыкновенные зеленые глаза, как у кошки. Ее оксфордский наставник, Кенилуорт, однажды мне сказал: «Создается впечатление — не правда ли? — что мисс Винтерс кого угодно съест с потрохами». Меня тогда рассмешило: такой старикан — и так высказывается. Мы все жутко боялись Ледышки Винтерс, но как-то раз она мне оказала добрую услугу.
— Какую же, интересно?
— У меня начались месячные, и кровь просочилась сквозь юбку. Ледышка Винтерс это заметила и отдала мне свой кардиган, чтобы я обмотала его вокруг талии. Может, это мелочь, но далеко не каждая так бы поступила. Неловко все-таки. А Винтерс сказала попросту: «Ой, да ты своей кровью замаралась. Вот, держи».
Джулия попыталась вообразить ту сцену: какой это был кардиган, что представлял собой Оксфорд. Старший Брат тогда еще запросто ходил по улицам. Он увидел Клару. Взял у нее из рук бутылочку грушевого сока, а может, сказал: «Нет, спасибо». Клара не распознала его величия. Смехотворно, что люди не замечают очевидного.
Клара продолжила совсем другим тоном:
— А этот Гербер… Послушай меня: держись от него подальше. Ничего тебе там не обломится.
Джулия напряглась и отвернулась, будто от надругательства. Мать не имела права совать свой нос в ее дела. Это же гнусно. Исподтишка подглядывать за другими — вот вам поколение, выросшее при капитализме.
Она язвительно бросила:
— Ты ненавидишь его за то, что он член партии.
Клара фыркнула:
— Да нет, мне он даже нравится, и побольше, чем тебе. Но я его понимаю, а ты — нет.
— Ты его совсем не знаешь. По-твоему, раз он не учился в Оксфорде, так у него и мозгов нет.
— Зато я знаю, что некоторых девчонок тянет на таких вот стариков. Но если они на вас не женятся, вы становитесь посмешищем.
— Я догадываюсь, что он на мне не женится. У меня голова на месте.
— Тогда в чем дело?
— Ни в чем. Ты просто лопаешься от старомыслия и антипартийных настроений. Что за бред: женитьба, Оксфорд… Слышали бы тебя люди. Да если я им расскажу, какая… — Джулия приросла к месту; ее трясло.
Клара погладила ее по голове — это даже нельзя было назвать лаской — и повернула к дому. В последнее время каждый шаг давался ей с трудом: отечные, покрытые язвами ступни не влезали в туфли. Она обматывала их портянками, а сверху — полиэтиленом. В грязи оставались нелепые, непомерно большие следы. Джулия их видела — и не видела; ей хотелось окликнуть мать. Подумаешь, наговорила лишнего — пусть не берет в голову. Да хоть бы и нагрубила — Клара сама виновата.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
